И - обещанное продолжение:)
Первый вечер в стиле «почувствуй себя Декстером» Если кто смотрел сериал, то знает, как он вечно разрывался между работой и личными интересами. Хотела я этого или нет, а испытать сие удалось сполна – потому что тут тебе и задания от Рафферти, и перепись двоящихся Мейсонов, и монашки, к которым зачем-то нужно идти, и – присмотренный окурок мэра (проверить на отпечатки по личному подозрению в одном нехорошем деле), да и вообще свои – маньяческие – интересы
Плюс к этому – Вэнди, пригласившая побеседовать под дулом револьвера.
Смесь страха за свою жизнь (пока еще только рассудочного, потому что по-жизни от мысли что в третий час игры никто меня не убьет отделаться еще не удалось) и благодарности за ее слова, сказанные как нарочно для меня «иногда Господь избирает нас своими орудиями».
Итог беседы – у меня есть время до утра, чтобы решить проблему с Рафферти. Иначе – я труп. Учитывая, что к этому моменту я уже и так присматривалась к нему как к конкретному кандидату в свои жертвы, особо сопротивляться этой угрозе смысла не имело. Разве что – немного построить невинного судмеда, потому что не стоит каждому встречному с оружием рассказывать свои тайны.
Почти сразу после этого – беседа у господина мэра, во время которой Анхела вполне физически трясется, надеясь, что это спишут на холод. В конце концов – минут пять назад она была на волоске, и осознание собственной уязвимости отнюдь не добавляет уверенности.
Еще некоторое время спустя – тот самый странный разговор с братом, упомянутый Николасом. Он – беспечно заявляет о том, что влезает в опасные авантюры, я с часик а то и меньше назад стояла под дулом револьвера, весьма остро осознавая, что жить все же хочется. Умоляю брата не рисковать зря.
Следующий кадр – японцы и кладбище. До сих пор не понимаю, какой ляд дернул меня к ним подойти. Ну ясно же, что когда видишь троих людей между домиком и стеной санатория, даже без информации о том, что эта местность отыгрывает кладбище, вполне можно догадаться, что ничего хорошего они не замышляют. И, тем не менее я зачем-то подхожу, что, как выяснилось позже, весьма удачно делает из меня невинную жертву японской агрессии, спасая от справедливого гнева Рафферти.
(Дело в том, что вообще-то я как раз направлялась к его квартире с намерением вскрыть замок и разжиться образцом ДНК, а он наблюдал куда я пойду, так что спалил бы на горяченьком только так). Так что – спасибо вам, господа японцы 
Дальше – потрясающий процесс лечения, с терминологией от которой у пациента под наркозом удивленно открываются глаза и теплой-теплой рукой брата, сжимающей мои холодные пальцы. Знаете, это все отнюдь не фигня – держать умирающего (или оживающего) за руку. Это, черт побери, очень важно. Спасибо тебе, мой дорогой Ник. Самое важное и родное, что было в жизни Анхелы. Самое-самое важное.
Мэтью – это была просто операция мечты. Ты абсолютно великолепен, и поверь мне как вечному игровому медику и мастеру медицины – это был идеальный отыгрыш.
Ночь. Брат засыпает, а я сажусь на постели, понимая, что если усну, то уже не встану до утра, а ставить будильник нельзя – разбужу Николаса, которого от своей преступной деятельности я стараюсь оберегать всеми силами. Около получаса бдения, и – облаченная в черный свитер, черные же лосины, парик, кофту, обмотанную вокруг белеющего бинтом горла, и носки я крадусь к квартире начальства. За десять минут колупания на свежем ночном воздухе (а время открывания я себе самопроизвольно завысила в два раза в связи с травмой) я должна была бы окоченеть насмерть, но – было жарко, потому что сердечный ритм просто зашкаливал. Скрипящую дверь и не менее скрипящие половицы я успела проклясть страшными проклятиями, но до бутылки кока-колытаки добралась, подержалась за оную, и благополучно смылась.
В связи с этим хочу дать несколько комментариев:
1. Приношу конечно свои извинения за самодеятельность, но в моем сознании игра плотно соотноситься с реальным миром, в связи с чем я рассудила так – в реальности у него не было бы одной комнаты на все, а была бы еще кухня с ванной, в которых это самое ДНК набрать было бы очень сподручно. Итак, мы делаем некоторое допущение. Соответственно, я делаю еще одно допущение в ответ – берусь за упомянутую бутылку, но не забираю ее с собой (хотя зря, было бы на утро Рафферти прозрение )
2. Правила взлома и в особенности тест были просто шикарны, за что Саманте низкий поклон, но когда на утро я выяснила, что нужно было звать мастеров отслеживать, это несколько разочаровало. Необходимость привлекать к своему отыгрышу мастера выбивает из погружения, посему продолжаю считать, что поступила правильно, не отправившись в половине четвертого утра будить мастеров
С колотящимся сердцем и трофейной салфеткой я закончила первый игровой день в Син-Сити.
Следующее утро началось около семи утра, что опередило на два часа будильник. И началось оно с пробуждения от мысли «нужно идти сверять днк». Чтож, нужно так нужно, и – пока в участке никого нет – я занимаюсь исследованиями. Совпадение подтверждено – Рафферти отец ребенка Беки, повесившейся в результате выкидыша из-за побоев. Мой клиент то есть. Все по кодексу (моя специализация – домашнее насилие, садисты, насильники и педофилы). Планирую подождать до обеда, но как можно устоять, когда в нераздуплившемся сонном городе шеф сам предлагает поговорить и доверчиво запирается со мной в участке? Итак, укол. Не слишком ловко, но оно и понятно учитывая дикую нервозность.
Каин, прости за сорвавшуюся сделку О чем могла о том напомнила, но уж о чем не знала… Следующие пол дня Рафферти (или вернее наверное Каин) чудесно отрывается на мне задавая вопросы обо всем на свете и жутко доколупываясь. Отдельного комментария заслуживают замечания:
« - Вот-вот, и еще нужно обязательно заняться этими аменезиями – Рафферти, с совершенно неповторимой мимикой бровей.
- Да зачем оно нам надо, шеф. Тут вон маньяк разгуливает, а вы амнезия-амнезия… - я, с максимально невинными глазами».
И опять – работа и личные интересы, перемешанные и тонко размазанные по полотнищу дня.
Инцидент с японкой и попытка мести (Крэйзи, еще раз прости за губу. Но вырывалась ты знатно).
Два часа «общения» с Домовенком, подводящие к грани истерики.
Второй разговор с Вэнди, единственным человеком, которому я смогла и решилась в момент отчаяния поведать свой груз. Человеком, грозившим убить меня и тем самым связавшим наши судьбы.
Истеричное вываливание на постель коробки с трофеями и перечисление «заслуг» владельца каждого предмета «Вот, смотри – этот насиловал свою дочь, эта женшина сломала своему ребенку пальцы за разбитую вазу, эта сдала в психушку сестру из-за ревности…. И т.д.»
Вэнди с прижатой ко рту рукой. Мои слезы, реальные слезы, о которых сложно сказать «игровые» потому что это не было игрой, и нельзя сказать «пожизневые» потому что у игрока не было причин плакать. Просто к тому моменту мы с Анхелой уже слишком слились. Так, как не бывало до того ни разу в жизни.
Ее поддержка, ее почти материнское объятие, ее совет «избавься от этого»… - Тари, спасибо. Это был чудесный момент очищения. Тот катарсис, который должен был состояться и который под конец игры в связи с обстоятельствами оказался аннулирован горем и собственной грязью. Но тогда, тогда он был и спасибо тебе, что даже оторвалась ради меня от готовки обеда
Следующее ярчайшее ощущение – затягивающаяся, неотвратимо затягивающаяся петля. Рафферти, намекающий, что подозревает мою причастность к своей амнезии, обвинение от японцев, фотография, в которой я безошибочно узнаю себя и только диву даюсь как больше никто этого не видит. Никто, кроме Рафферти, чьи намеки становятся все ощутимей. Его обращение ко мне похоже на игру кошки с мышью и коленки у меня трясутся вполне реально. Спасибо вышним силам, что японец Юра так и не осуществил в тот момент своей задумки прощупывать пульс подозреваемых девушек – у меня тогда был под сто двадцать точно И – в качестве завершающего аккорда – Саманта, задающая вопрос как же звали моего отчима. Да, в пространстве игры этого не было, но как я уже говорила, к тому моменту мы с Анхелой уж очень слились, поэтому чувства рождались не спрашивая могли ли они появиться. Раз Саманта спрашивает, значит – вот-вот всплывет мною же самой до игры заготовленный на себя копромат, и это наверняка будет последней каплей.
Рафферти приглашает в участок пообщаться, запирает дверь и нервно улыбается. Это напоминает готовность к признанию в любви, но я слышу, как захлопывается за мной дверь камеры. А с таким послужным списком дел у меня наберется не на один электрический стул. Шеф предлагает показать, что там в кармашке и, прощаясь с жизнью, я вынимаю канцелярский нож с зепекшейся капелькой крови. Это конец и мне нечего ему противопоставить, нечего доказать и я могу только говорить, что всегда ожидала этого, всегда знала, что однажды это случится.
Теперь у него в одном кармане мое фото, во втором нож, и Джек Рафферти по прозвищу Джеки-Бой желает использовать подвернувшуюся возможность. Могу ли я изготовить еще этот препарат? Не могу, но осталась одна доза. Достань – приказ-предложение.
Хороший эпизод работы в паре по предотвращению нападения на Нэнси. Рафферти влетает с револьвером, я втыкаю шприц в бедро подозреваемому. То, что из этой затеи получается ерунда – дело уже десятое.
Обнаружение двух тел с перерезанными шеями – Вэнди и часовщик. Распоряжение замять дело, определившее так много в дальнейшем ходе событий…
(Дело в том, что отказавшись от своей маньяческой деятельности я возложила надежду на реальную судопроизводственную систему – мол, может и без убийств можно добиться справедливости? Оказалось – нельзя).
Убийство мэра, перестановки на политической арене, зачисление меня в штат, разговоры с Люсиль о Рафферти. Он развяжет войну с девочками и будет много смертей. Я вижу – мои действия ничего не изменили, и лишение памяти не решает проблемы. Только смерть может что-то изменить. На данный момент – его смерть.
И все же – мы уже почти стали настоящими напарниками, мы работали вместе, и он – черт побери! – верил мне. Мне – убийце и мрази, о которой он знал достаточно.
Как-то спонтанно собирается заговор, в центре которого – я и Люсиль. Она не может помочь, но закроет глаза и не станет мешать, я же не хочу учавствовать в этом вовсе, я не хочу нести этого бремени на себе, но разве можно перекладывать грехи на чужие спины? Я не хочу, совсем не хочу, но так будет нужно, а я не имею права малодушничать. Так что я набираю номер шефа, зову его к подготовленной засаде и сажусь в уголок своей квартиры, закрывая голову руками. Радостной эйфории тех, кто внизу вопит «рука, корпус» (ага, по славной привычке ) я не разделяю. На мне так много грязи, и вот – теперь еще и предательство человека, который поверил. И голос «что, подстава какая-то?» который я все еще слышу.
Вероятно, причиной дальнейших событий стала обычная эмоциональная усталость. Я-Анхела устала быть сильной. Устала от груза всей той грязи, всех грехов, которые несла. Предательство Рафферти – пусть трижды направленное во благо – стало соломинкой на спине верблюда. Знаю, брату будет больно и плохо, но - теперь у него будет больница, новое оборудование, статус - то, чего он всегда хотел. А я не могу. Я очень-очень устала. Но – тихенько самозарезаться (что я могла спокойно сделать прямо не выходя из комнаты – скальпель в сумке) как-то не интересно, ведь игра – всеже контактный процесс. Так что я отправляюсь на поиски человека, не слишком обремененного совестью. Пересекаюсь с гробовщиком (чем не вариант?), но он оказывается человеком доброжелательным и берет на себя труд отговорить сумасбродку. Вывод – хотите самоубиваться – делайте это, а не устраивайте театр из своих намерений. Пока мы общаемся с господином гробовщиком, рядом оказывается Гейл, добросердечно предлагая мне выход – заказать саму себя их человеку. Пересчитываю деньги в кармане, но господа Салливаны уговаривают прежде пообщаться с ними с десяток минут. Итак, мы мило беседуем, меня отпаивают водичкой и уговаривают отказаться от своей затеи. Я понимаю, что это крайне милые люди и зря я вешаю на них свои проблемы, так что самое время сделать вид, что соглашаюсь, чтобы пойти и самой обо всем позаботится. У Гейл звонит телефон.
«Да не рассказывай мне сказки, она тут рядом со мной сидит. Да точно тебе говорю. Что?! Ты что – доктора Катадрёффена пришил?!»
Короткая и трагическая ошибка. Ну почему, почему все считают, что я медик?! Николас. Бедный Николас, погибший из-за моей слабости.
Это финал. Когда на человека, готового покончить с собой от невозможной тяжести лежащих на ней смертей, ложится кровь брата – единственного по-настоящему важного человека в мире, это не просто кошмар. Это очень больно. И очень страшно. Это конец всякого света и любой надежды. Я – плоть от плоти и кровь от крови города грехов. Не Бейсин, но именно Син-Сити. Воплощение и часть греха, не имеющая больше права покинуть этот город, потерявшая право сбежать – даже в смерть. Каждый грех требует расплаты, и моя – жить, помня обо всем случившемся.
